Книга Ва-банк для Синей бороды, или Мертвый шар - Антон Чижъ

– Михаил Самсоныч, могу рассчитывать на вашу помощь? – спросил Ванзаров, заставив сесть рядом. – Дело несложное, но мне одному не справиться.

Не раздумывая, Семенов пообещал свернуть любого в бараний рог.

– Уличное общество знакомо?

– Вот как эти пять пальцев. – Ладонь городового сложилась в кулак удивительной авторитетности. Так и виделось, как жулики в нем пикнуть не смеют.

– Необходимо собрать сведения об одной женщине.

– Как звать?

– Марфуша… Блаженная старушка лет семидесяти.

Сквозь мощный лоб городового упорно пробивалась мысль.

– У нас на участке ее не было, – сказал он, все еще пытаясь думать. – Но имя знакомое… А, конечно! Года два назад ходила по Садовой, тихая, не попрошайничала. Потом пропала.

– Так сможете?

– Выясним. Найдутся знатоки. Сегодня же достанем…

Грохот каблуков под цокот ножен поглотила улица.

Позволим не думать, как именно друг-городовой добудет информацию. В конце концов, тут вам полиция, а не шелковые перчатки. Другие дела не ждут. Следовало хорошенько поработать головой. А без чашечки кофе она шевелиться не будет.

– Не опоздала?

Голос с арийским металлом разрезал мираж завтрака, уж сладко поманивший. Явилась строгая коллега из берлинской полиции и торчала колом.

– У вас поздно встают. Возмутительно. Я вся натерпелась, – отчитала Ирма фон Рейн наименее виновного в столичной лени. – Пора торопиться. График не ждать. Ви обещал.

– Йя, – выдавил Родион немецко-русское междометие.

Что за напасть! Начисто забыть о данном слове. В другой день железное сердце взяло бы совесть в тиски, чтоб не трепыхалась. Но сегодня было иначе. Отыскав в усах радушную улыбку, Ванзаров покорился судьбе в черной повязке. Как-никак дама, хоть и одноглазая. Приступ доброты самого Желудя пришелся как нельзя кстати – для путешествия по злачным местам гостье с коллежским советником была предоставлена полицейская пролетка.

И такое порою бывает.

Воображение невольно рисует, как полицейские дрожки молнией несутся по улицам и проспектам, распугивая все живое на своем пути, а другие народы и государства, косясь, постораниваются и дают им дорогу. Ох уж эти книжные фантазии. Честное слово, нет от них никакой пользы. Начитаются всякой белиберды и воротят нос от правды жизни. Она, как обычно, скучнее и примитивней литературы.

Возничий, он же младший городовой Синицын, вовсе не нахлестывал, а позволял потасканной лошаденке плестись, как велели лень и побитые копыта. Сам же извернул шею до возможного предела, чтобы не упустить ни единого словечка. Потому что был падок на сплетни и интрижки, как и любой мужчина на государственной службе. А повод для разговоров в караулке был отменный. Мало того что барышню украшала пиратская повязка, так еще и спор шел о том, в какой дом терпимости поехать. Синицына распирало от любопытства: для чего это господину Ванзарову потребовалось отправляться в такое славное местечко с дамой. В Тулу, как известно, со своим самоваром не ездят. Уж не скрывает ли особые страстишки? Подслушиванием младший городовой наслаждался с искренним простодушием.

– Извозчик рискует вывихнуть шею, – не скрывая раздражения, сказал Родион по-немецки. – Давайте выберем что советую, прошу вас.

Исполнение долга давалось слишком мучительно. А все потому, что коллеги из Врачебно-санитарного комитета встретили германскую гостью исключительно гостеприимно: из пятидесяти четырех публичных домов, надзираемых комитетом, пятьдесят один внезапно закрылся на летний ремонт, как уверяли. Так что для экскурсии было предложено на выбор три. Естественно, образцовых и самых публичных, так сказать. Но в одном из них, который на Лиговке, Родион не хотел появляться снова. Была с ним связана недавняя печальная история. Другой же находился в опасной близости от дома самого Ванзарова. Не хватало, чтобы кто-то увидел, как приличный юноша входит в развратное заведение, да еще с дамой. Никто ведь не поверит, что выполнял служебные обязанности. Оставался единственный адрес.

– Это типични заведений? – строго спросила Ирма.

Крупный знаток публичных домов столицы уверил, что типичнее не бывает.

– Согласен. Йедем, – смилостивилась гостья.

Ванзаров назвал адрес в Песках, районе столицы, известном веселыми заведениями. Синицын ответил: «Слушаюсь, ваше благородие», – взмахнул кнутом, но у полицейской лошаденки были свои представления о скорости.

Берлинская коллега достала из сумочки походный блокнотик и приготовила карандаш:

– Что есть о нем знать?

– Вам нет нужды коверкать язык, госпожа фон Рейн, – с некоторой досадой ответил Родион. Резковато, прямо скажем, но уж как вышло.

Единственный глаз дамы жалил строго, как прокурор:

– Как есть понять?

– Могу поспорить: по-русски вы говорите чисто…

– О нет!

– Именно так. Я прекрасно понимаю, для чего вам этот маскарад. Немецкий полицейский, изъясняющийся без акцента, вызвал бы у нашего начальства лишние вопросы. Вы их попытались избежать. У вас получилось. Но со мной можете чувствовать себя свободно.

– Как догадались, Родион Георгиевич? – скорее с профессиональным любопытством спросила Ирма, вмиг обретя русский в певучем совершенстве. – Где допустила ошибку?

Чтобы не обидеть даму, Родион объяснил, что слова ломались слишком старательно для иностранца. Не мог же признаться, что нутром чувствовал. Ведь у юного чиновника имелись немецкие корни. От прадедушки.

– Как хорошо, что меня раскусили. – И она улыбнулась. Сбросив напряжение, Ирма стала мила, по-своему, конечно, и даже призналась, что ее матушка, увезенная в Германию, разговаривала с ней все детство только по-русски, заставляла читать русскую классику, так что немецкий дался ей с некоторым усилием, а Гоголя с Загоскиным она ненавидит искренне – за испорченное чтением детство.

Как ни странно, но Родион ощутил нечто вроде облегчения.

– Будете очень толковым полицейским. Над чем сейчас работаете?

Ванзарову ужасно хотелось расспросить фрейлейн фон Рейн о подвигах, но долг вежливости вынуждал отвечать:

– Довольно примитивное дело. Богатый неженатый господин возраста последнего цветения по глупости хочет жениться, но не может выбрать на ком. То есть у него сразу две невесты. Очевидно, зная о сопернице, одна из барышень устроила нечто вроде охоты. Покушение совершила публично и так, что ее никто не заподозрил бы в случае успеха. Она умна и изворотлива. Что же касается другой, то и та не так проста, как кажется.

– Она убила своего жениха? – не поняла Ирма.

– Жених-то живехонек, только напуган до трясучки…

– Хотите сказать: петербургская полиция дошла до таких высот, что раскрывает еще не совершенное преступление?

– Почти что так. – Родион оценил быстроту мысли дамы. Что встречается нечасто, сами понимаете…

– Что мешает задержать преступницу?

– Детали не желают складываться в логическую цепочку. Например, не могу понять, для чего подбрасывать мертвый глаз в варенье. И убивать полоумную приживалку…

Ирма оценивала проблему молча, за что Родион был ей искренне благодарен.

Пролетка между тем встала напротив скромного домика в три этажа. Окна первого, как предписано указом градоначальника, были занавешены массивными портьерами, так чтобы и щелочки не осталось. Не полагалось с улицы видеть, что творится внутри. В остальном же дом разврата внешне не отличался от обиталищ так называемых приличных горожан, которые не хотели заниматься со своими женами бесплатно тем, за что платили тут.

На пороге по счастливой случайности встречала хозяйка – мадам Ардашева. Поддерживал владелицу заведения швейцар в чистой ливрее. Без сомнения, господа из Врачебно-санитарного комитета доходчиво разъяснили, каким должен быть публичный дом столицы империи в глазах международной общественности и что будет, если эта проклятая международная общественность пронюхает о неполадках.

Мадам Ардашева была дамой тех лет, когда любопытно не сколько их прожито, а каким образом удалось сохранить товарные качества так долго. Выглядела, прямо скажем, отлично. Умом же и волей обладала незаурядными. Оно и понятно: надо иметь особый характер, чтобы держать в порядке и послушании сами знаете кого. Девицы, они ведь такие: им только дай волю, так устроят